Неточные совпадения
Ведь я, ты знаешь, от практики отказался, а раза два в
неделю приходится стариной тряхнуть.
Павлу Петровичу скоро полегчило; но в постели
пришлось ему пролежать около
недели.
— Из суда зайдите ко мне, я сегодня не выхожу, нездоров. На этой
неделе вам
придется съездить в Калугу.
Не
неделю, а месяц назад, или перед приездом Веры, или тотчас после первого свидания с ней, надо было спасаться ему, уехать, а теперь уж едва ли
придется Егорке стаскивать опять чемодан с чердака!
Но путешествие идет к концу: чувствую потребность от дальнего плавания полечиться — берегом. Еще несколько времени, неделя-другая, — и я ступлю на отечественный берег. Dahin! dahin! Но с вами увижусь нескоро: мне лежит путь через Сибирь, путь широкий, безопасный, удобный, но долгий, долгий! И притом Сибирь гостеприимна, Сибирь замечательна: можно ли проехать ее на курьерских, зажмуря глаза и уши? Предвижу, что мне
придется писать вам не один раз и оттуда.
Не прошло
недели деревенского житья, как Надежда Васильевна почувствовала уже, что времени у нее не хватает для самой неотступной работы, не говоря уже о том, что было бы желательно сделать.
Приходилось, как говорится, разрываться на части, чтобы везде поспеть: проведать опасную родильницу, помочь нескольким больным бабам, присмотреть за выброшенными на улицу ребятишками… А там уже до десятка белоголовых мальчуганов и девчонок исправно являлись к Надежде Васильевне каждое утро, чтобы «происходить грамоту».
— По меньшей мере
недели две
придется высидеть над ними.
По дороге к Ивану
пришлось ему проходить мимо дома, в котором квартировала Катерина Ивановна. В окнах был свет. Он вдруг остановился и решил войти. Катерину Ивановну он не видал уже более
недели. Но ему теперь пришло на ум, что Иван может быть сейчас у ней, особенно накануне такого дня. Позвонив и войдя на лестницу, тускло освещенную китайским фонарем, он увидал спускавшегося сверху человека, в котором, поравнявшись, узнал брата. Тот, стало быть, выходил уже от Катерины Ивановны.
В заливе Джигит нам
пришлось просидеть около двух
недель. Надо было дождаться мулов во что бы то ни стало: без вьючных животных мы не могли тронуться в путь. Воспользовавшись этим временем, я занялся обследованием ближайших окрестностей по направлению к заливу Пластун, где в прошлом году у Дерсу произошла встреча с хунхузами. Один раз я ходил на реку Кулему и один раз на север по побережью моря.
Долго они щупали бока одному из себя, Кирсанов слушал грудь, и нашли оба, что Лопухов не ошибся: опасности нет, и вероятно не будет, но воспаление в легких сильное.
Придется пролежать
недели полторы. Немного запустил Лопухов свою болезнь, но все-таки еще ничего.
Недели за три перед тем, как матушке
приходилось родить, послали в город за бабушкой-повитухой, Ульяной Ивановной, которая привезла с собой мыльца от раки преподобного (в городском соборе почивали мощи) да банку моренковской мази.
Старику
пришлось проболтаться в Заполье целых две
недели, пока они вернулись.
Чуть не каждая
неделя приносила с собой что-нибудь новое, по временам совершенно неожиданное по отношению к слепому, и когда Максим старался найти источники иной новой идеи или нового представления, появлявшихся у ребенка, то ему
приходилось теряться.
Со свадьбой спешили; она
пришлась около
недели спустя после посещения Евгения Павловича.
Через
неделю дудку его залило подступившей вешней водой, а машину для откачки воды старатели не имели права ставить, и ему
пришлось бросить работу.
Вася был отправлен сейчас же к матери в Мурмос, а Груздев занялся караваном с своею обычною энергией. Во время сплава он иногда целую
неделю «ходил с теми же глазами», то есть совсем не спал, а теперь ему
приходилось наверстывать пропущенное время. Нужно было повернуть дело дня в два. Нанятые для сплава рабочие роптали, ссылаясь на отваливший заводский караван. Задержка у Груздева вышла в одной коломенке, которую при спуске на воду «избочило», — надо было ее поправлять, чтобы получилась правильная осадка.
Розанов только Евгении Петровне рассказал, что от Альтерзонов ожидать нечего и что Лизе
придется отнимать себе отцовское наследство не иначе как тяжбою. Лизе он медлил рассказать об этом, ожидая, пока она оправится и будет в состоянии равнодушнее выслушать во всяком случае весьма неприятную новость. Он сказал, что Альтерзона нет в городе и что он приедет не прежде как
недели через две.
Вот уже около двадцати лет как ему
приходилось каждую
неделю по субботам осматривать таким образом несколько сотен девушек, и у него выработалась та привычная техническая ловкость и быстрота, спокойная небрежность в движениях, которая бывает часто у цирковых артистов, у карточных шулеров, у носильщиков и упаковщиков мебели и у других профессионалов.
И в самом деле, слова Тамары оказались пророческими: прошло со дня похорон Жени не больше двух
недель, но за этот короткий срок разразилось столько событий над домом Эммы Эдуардовны, сколько их не
приходилось иногда и на целое пятилетие.
Сплавляли мы ленное семя к Архангельскому; речонка эта — Луза прозывается — препакостная: дней восемь или десять только и судоходство по ней, а плыть
приходится до Устюга целую
неделю: пропустил тут час, ну и бедствуй.
С получением штатного места
пришлось несколько видоизменить modus vivendi. [образ жизни (лат.)] Люберцев продолжал принимать у себя раз в
неделю, но товарищей посещал уже реже, потому что
приходилось и по вечерам работать дома. Дружеский кружок редел; между членами его мало-помалу образовался раскол. Некоторые члены заразились фантазиями, оказались чересчур рьяными и отделились.
Не прошло, однако ж, и двух
недель, как ей
пришлось встретиться с"строптивейшим из строптивых", с тем самым Васильем Дроздом, который вытеснил ее предместницу. Дрозд бесцеремонно вошел в ее комнату, принес кулек, положил на стол и сказал...
А сколько блинов съедается за Масленую
неделю в Москве — этого никто никогда не мог пересчитать, ибо цифры тут астрономические. Счет
приходилось бы начинать пудами, переходить на берковцы, потом на тонны и вслед за тем уже на грузовые шестимачтовые корабли.
Мамаша молодого человека была богатейшая помещица соседней губернии, а молодой человек
приходился отдаленным родственником Юлии Михайловны и прогостил в нашем городе около двух
недель.
Этот ранний экстренный поезд
приходился лишь раз в
неделю и установлен был очень недавно, пока лишь в виде пробы.
— Эх, дался тебе этот летник! Разве я по своей охоте его надеваю? Иль ты не знаешь царя? Да и что мне, в святые себя прочить, что ли? Уж я и так в Слободе пощусь ему в угождение; ни одной заутрени не проспал; каждую середу и пятницу по сту земных поклонов кладу; как еще лба не расшиб! Кабы тебе
пришлось по целым
неделям в стихаре ходить, небось и ты б для перемены летник надел!
Прежде, если б конторщик позволил себе хотя малейшую неаккуратность в доставлении рапортичек о состоянии различных отраслей хозяйственного управления, он наверное истиранил бы его поучениями; теперь — ему по целым
неделям приходилось сидеть без рапортичек, и он только изредка тяготился этим, а именно, когда ему нужна была цифра для подкрепления каких-нибудь фантастических расчетов.
В конце поста, кажется на шестой
неделе, мне
пришлось говеть.
Одного из них держали у нас
недели три, и
приходилось просто бежать из палаты.
— В этом году судьба ко мне немилосердна, три раза в
неделю приходится сидеть рядом с классом, где занимается Ардальон Борисыч, и, представьте, постоянно хохот, да еще какой. Казалось бы, Ардальон Борисыч человек не смешливый, а какую постоянно возбуждает веселость!
— Елена, ты ангел!.. Но подумай, мне, может быть,
придется выехать из Москвы… через две
недели. Мне уже нельзя помышлять ни об университетских лекциях, ни об окончании работ.
Пока
неделю какую
придется еще пробыть в Петербурге, буду читать.
Между тем выручка в лавке все убывала, особенно когда Гордею Евстратычу
приходилось уехать куда-нибудь
недели на две.
Где-где я не был, и в магазинах, и в конторах, и в гостиницы заходил, все искал место «по письменной части». Рассказывать приключения этой голодной
недели — и скучно и неинтересно: кто из людей в поисках места не испытывал этого и не испытывает теперь. В лучшем случае — вежливый отказ, а то на дерзость
приходилось натыкаться...
Играл я вторые роли, играл все, что дают, добросовестно исполнял их и был, кроме того, помощником режиссера. Пьесы ставились наскоро, с двух, редко с трех репетиций, иногда считая в это число и считку. В
неделю приходилось разучивать две, а то и три роли.
Пришлось с первого же дня лечь в постель и пролежать
недели две.
Я еще раз прочел письмо. В это время в кухню пришел солдат, приносивший нам раза два в
неделю, неизвестно от кого, чай, французские булки и рябчиков, от которых пахло духами. Работы у меня не было,
приходилось сидеть дома по целым дням, и, вероятно, тот, кто присылал нам эти булки, знал, что мы нуждаемся.
— Не худо бы, ваше благородие! Я еще и туда и сюда, а саврасый-то мой
недели две овса не нюхал. На рысях от других не отстанет, а если б
пришлось идти в атаку…
Это было так неожиданно, что я совершенно смутился, Я должен жениться?.. Сейчас?.. Через две
недели?.. Что скажут родители?..
Придется, конечно, без спросу… Потом я объясню матери… Отец, может быть, будет даже рад, но… но ведь это только фиктивно…
Придется объяснить и это… Не поймет… рассердится… Ну… я не мальчик и имею право располагать собой… Осенью приедет девушка с Волги… Узнает новость… «Потапов женился»… Ей тоже можно будет объяснить… Ну, да, конечно…
Я ручаюсь головою, что из тех полутораста молодых мужчин, которых я почти ежедневно вижу в своей аудитории, и из той сотни пожилых, которых мне
приходится встречать каждую
неделю, едва ли найдется хоть один такой, который умел бы понимать ненависть и отвращение к прошлому Кати, то есть к внебрачной беременности и к незаконному ребенку; и в то же время я никак не могу припомнить ни одной такой знакомой мне женщины или девушки, которая сознательно или инстинктивно не питала бы в себе этих чувств.
Мне
пришлось провести на Паньшинском прииске в обществе Бучинского несколько
недель, и я с особенным удовольствием вспоминаю про это время. Для меня представляла глубокий интерес та живая сила, какой держатся все прииски на Урале, т. е. старатели, или, как их перекрестили по новому уставу, в золотопромышленности, — золотники.
Глядя на прииски, мне припомнилось все, что
пришлось видеть, слышать и пережить за последние две
недели…
Если они уже велики, то иногда
приходится вымаривать их с
неделю.
Столичный воздух
пришелся вам как нельзя лучше по комплекции: с другой же
недели мы стали ездить по собраниям и по театрам.
Был последний день масленой
недели, которая в этом году
пришлась поздно.
— В лучшем виде: тихо и ясно по барометру… Может, утренничек прихватит, ну, да это пустяки. А какие теперь ночи в лесу — роскошь! Нам ведь
придется ночевать там, на Причинке-то… Пожалуй, шубу возьмите, если боитесь простудиться, а наше дело привычное. Совсем в лесу-то одичаешь, и как-то даже тошно делается, когда с
неделю приходится проболтаться в городе. Уж этот мне ваш город…
— Теперь все готово. Завтра приходи пораньше. Пообедаем — и айда. Нам некогда терять времени. Через
неделю Пра обмелеет, и тогда
придется тащить лодку на плечах. А теперь мы как раз ее пригоним к мельнице.
— Это вам так кажется, что нет. А вот на прошлой
неделе такой же был случай. Пришел чиновник таким же образом, как вы теперь пришли, принес записку, денег по расчету
пришлось два рубля семьдесят три копейки, и всё объявление состояло в том, что сбежал пудель черной шерсти. Кажется, что бы тут такое? А вышел пасквиль: пудель-то этот был казначей, не помню какого-то заведения.
Через
неделю Аврора уехала к матери в Курляндию. Мы всё перед баронессой молчали. Наконец Лина сама взялась сказать, что между нами было объяснение. Я непременно ждал, что мне откажут, и вслед за тем
придется убираться, как говорят рижские раскольники, «к себе в Москву, под толстые звуны». Вышло совсем не то. Мы с баронессой гуляли вдвоем, и она мне сказала...
Он говорил о том, как много
приходится работать, когда хочешь стать образцовым сельским хозяином. А я думал: какой это тяжелый и ленивый малый! Он, когда говорил о чем-нибудь серьезно, то с напряжением тянул «э-э-э-э» и работал так же, как говорил, — медленно, всегда опаздывая, пропуская сроки. В его деловитость я плохо верил уже потому, что письма, которые я поручал ему отправлять на почту, он по целым
неделям таскал у себя в кармане.